Прививка от двоек

К 95-летию района редакция районной газеты объявила конкурс творческих работ для читателей «Край родной, ты сердцу дорог!». Среди присланных работ, на наш взгляд, очень интересная – Олега Алексеевича Овчаренко. Автор очень душевно, с глубоким уважением и благодарностью рассказал о своей первой учительнице Марии Семёновне Лисняк. Шел декабрь 1963 года. Учился я тогда во втором классе. И это было то особенное время, когда школа была не только местом, где приобретали знания, но и воспитывали, учили дружить, прививали хорошее, в том числе любовь к труду и к нашей прекрасной Родине. Однажды я сидел дома за уроками и уже хотел взяться за задание по арифметике, как вдруг, совершенно нежданно, ко мне пришел мой сосед Санька, и прямо с порога предложил пойти покататься на санках. Санька был старше меня и учился уже в 4 классе. Должен заметить, что в те годы сельский учитель нередко вел одновременно уроки в двух начальных классах. И это требовало не только знания методики преподавания в совершенстве, но и большой самоотдачи. Так было и в нашей небольшой сельской школе. И мы с Санькой оба учились у Марии Семеновны Лисняк. Только я сидел за первой партой в правом ряду, а Санька - на последней парте у окна в том же ряду. Не только я гордился нашей учительницей. Добрая, внимательная, справедливая, она обладала в полной мере всеми качествами, что делали её в наших глазах самой лучшей. В то время, когда я у неё учился, ей было около сорока. Она была статна и красива. Отношение её к нам было уважительное, заботливое и ответственное. Более того, Мария Семёновна относилась к нам, можно сказать, по матерински, искренне сопереживая нашим успехам и неудачам. А когда на уроках пения она пела нам песни, то красота её голоса завораживала. Не знаю среди её учеников ни одного, кто бы ни вспоминал её с теплотой и благодарностью. В тот памятный для меня день отказаться от заманчивого предложения Саньки я не смог, да и, как мне тогда казалось, не имел права, поскольку не поддержать друга в таком деле было равносильно предательству. Ведь ясно же, что одному Саньке кататься с горки было бы совсем даже не интересно! К тому же, мне льстило, что старший по возрасту пришел за мной. И потом, сама идея покататься на санках была не только заманчивой, но и во всех смыслах очень замечательной. У меня и самого такая мысль была. Да и как иначе! Стоило только посмотреть на улицу через расцвеченное морозом и покрытое волшебными узорами окно, как эта мысль сама собой приходила в голову. Солнце светило ярко и радостно. Всюду лежали сугробы великолепного пушистого снега. Снежинки сверкали, искрились и манили к себе. Было совершенно безветренно. И мороз был такой, «как надо» - легкий и бодрящий! Сами собой всплывали в памяти пушкинские строчки: «Мороз и солнце – день чудесный!»… Искушение поскорее сделать уроки было очень велико, и мне стоило немалых трудов удерживать себя за столом. И пока я делал домашнее задание, мой взгляд невольно задерживался на чарующей картине, открывающейся за окном… Приход Саньки всё ранее мной запланированное спутал и перепутал. А как только я ещё и представил, что после того, как выучу уроки и выйду на горку, а на горке уже никого не будет, все прежние планы и благие намерения были вмиг забыты. Силы сопротивляться искушению растаяли… - Я сейчас, подожди немного, - сказал я другу, и торопливо стал решать заданные на дом примеры. Санька, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, стоял у порога. В спешке я не стал решать на черновике, как к этому меня приучали учительница и мама, а сразу стал писать «на чистовик». В результате пришлось много раз исправлять и зачеркивать прямо в тетради. Получилось и коряво, и грязно, и очень даже некрасиво. Строчки были неровные, то они лезли вверх, то падали вниз.… Но, как говорится, «что написано пером, то не вырубишь и топором». Нехорошие предчувствия стали терзать моё сердце, когда увидел результаты своего «труда»… Однако, как только мы вышли на улицу, где сверкал и серебрился на солнце ослепительно белый, хрустящий под ногами снег, я тут же забыл про свои исправления и каракули в тетради. А уж на горке, что была рядом с нашей школой, даже некогда было про это и вспоминать... Особенно весело стало, когда мы с Санькой устроили соревнование – кто дальше скатится с горки. Помогая себе руками, с радостными криками мы мчались на санках вниз… Потом наперегонки поднимались на горку и снова стремительно съезжали вниз. За таким увлекательным занятием время летело быстро и незаметно. И только когда солнце стало спускаться за горизонт, уже в сумерках, испив до дна все мальчишеские удовольствия этого чудесного зимнего дня, я возвратился домой, насквозь промокший, уставший, с покрытой ледяной коркой штанами и набитыми снегом карманами. Мама уже пришла с работы, а потому дом был полон аппетитных запахов… Конечно, увидев меня в таком неприглядном виде, мама радости не испытала, а потому со мной была проведена «по всем правилам» воспитательная работа. - Да на тебе же сухого места не осталось! Горе моё луковое! На кого ты похож!? Вот возьму ремень и выдеру, как сидорову козу! Поскольку возразить мне было нечего, я покорно выслушал всё, что более чем справедливо было сказано в мой адрес. Но все мамины угрозы закончились тем, что она помогла мне раздеться и развесила мокрую одежду у печки сушиться. Когда уплетал за обе щеки наваристый борщ, вдруг спросила: «А ты уроки-то все сделал?» В ответ я лишь нашел силы кивнуть головой и опустил глаза. На душе сразу стало скверно. Нехорошие предчувствия вновь охватили меня. «А вдруг мама проверила, как я выполнил домашнее задание? Вдруг она смотрела тетрадь по арифметике?» – думал я, уже без прежнего аппетита заканчивая свой ужин. Ещё можно было переделать домашнее задание, но как тогда объяснить маме свою ложь о выученных уроках…. На следующий день Мария Семёновна собрала наши тетради с домашним заданием на проверку. Как не хотелось тогда сдавать свою тетрадь, но пришлось. А на следующий день наступила расплата! С первых минут урока я почувствовал, что отношение любимой учительницы ко мне резко изменилось. Она меня как бы и не замечала в классе. Я старательно поднимал руку, пытаясь правильным ответом на её задания загладить свою вину, но Мария Семёновна даже не смотрела в мою сторону. Противные чувства стыда и недовольства собой переполняли меня. Наконец, настало время раздавать проверенные тетради. Учительница прошла по рядам и разложила на партах наши тетради. Потом снова села за свой стол. А я всё не решался открыть лежащую передо мной тетрадь. И тут Мария Семёновна первый раз за всё время урока обратилась ко мне: «Олег! Объясни мне, пожалуйста, почему ты так плохо сделал домашнее задание? Ведь ты всегда очень добросовестно и аккуратно относился к урокам!» В том, как она это сказала, были и укор, и разочарование, и нескрываемое огорчение, и желание понять… В тот момент я был бы рад провалиться от стыда. Растерянный и подавленный поднялся, но поскольку был уже готов к самому суровому наказанию, тяжело вздохнув, честно признался: «Ко мне пришел Санька и позвал кататься на санках…». Все в классе засмеялись над такой «уважительной причиной», а Санька - самый первый и громче всех. Мне стало не только стыдно, но ещё и очень обидно, так как мне показалось, что Санька меня предал, и что он не должен был так смеяться. Я был готов ко всему, но только не к такому поведению того, кого считал другом. Поэтому стало горько вдвойне. И от сознания своего бессилия что-либо изменить, слезы стыда, досады, сожаления, раскаяния, разочарования собой, а ещё и обиды на Саньку, градом покатились из моих глаз. - Двойка! – строго сказала Мария Семёновна. – Садись! Ещё горше стало, когда увидел в раскрытой тетради соседки Юли, как всегда написанную аккуратно и без единой помарки, пятерку с подписью Марии Семёновны… Я торопливо спрятал свидетельство своего позора в портфель. И до конца занятия сидел, не поднимая головы, и чувствовал, как «горели» мои щеки и уши… После школы сразу же засел за уроки. Когда достал злополучную тетрадь по арифметике, то увидел, что двойки там нет, но на всей моей домашней работе Мария Семёновна поставила красными чернилами большой вопросительный знак. И этот огромный вопрошающий знак ранил меня сильнее двойки! Я растеряно смотрел на него, а он настойчиво требовал ответа, и в этом знаке читалось много вопросов, затрагивающих всё, что было тогда важно для меня. Пока размышлял, как понимать этот вопрос и что будет, когда мама увидит столь красноречивый знак, в окно постучали. Я поднял голову и увидел на ступеньках крыльца свою учительницу. И вскоре она уже входила в наш дом. Смущенный и растерянный её визитом, я встретил ее стоя, опустив голову. - Мама дома? – спросила с порога Мария Семёновна. - Не-е-е. На работе, – не поднимая повинной головы и глаз, протянул я. - Ну, вот и хорошо! Мне как раз нужно поговорить с тобой наедине, - негромко сказала учительница. - Вот ты не смог отказать своему другу и пошел с ним кататься на санках, - продолжила Мария Семёновна. - А твой друг самый первый засмеялся, когда тебе было трудно, - когда она это сказала про Саньку, у меня снова защипало в глазах, и слезы стыда и обиды снова потекли по щекам. - Да! Конечно! – продолжила, подойдя совсем близко, Мария Семёновна. Ради друга можно пойти на многое, даже жизнь за него отдать, но разве Санька тебе настоящий друг, если он смеялся над тобой? К тому же, первый и громче всех! Потом она помолчала немного, положила руку на плечо и доверительно добавила: «А ты домашнее задание переделай! И запомни, коль берешься за дело – так делай его хорошо. Маме я пока говорить не буду». После того, как Мария Семёновна ушла, я очень старательно выполнил домашние задания и завел новую тетрадь по арифметике, в которую записал и прошлую домашнюю работу, и новую. А старую тетрадь сжег в печке. Не знаю, рассказала ли учительница моей маме о моем позоре или нет, но разговора с мамой на эту тему не было. С того самого дня я очень хорошо понял и усвоил, что моя двойка – это огорчение не только лично моё, но и моей учительницы и всех тех, кого люблю и кому дорог. В их глазах мне очень хотелось выглядеть достойно и уж тем более не хотелось их огорчать и расстраивать. Свою учебу в школе стал воспринимать не только как своё личное дело. У меня сформировалась привычка тщательно выполнять всё, что задавали нам учителя. А, как известно, хорошо выполненная работа нам доставляет радость. Как следствие, я полюбил сам процесс учебы. Так продолжилось и в старших классах. Бывало, сидел и до часу ночи, но всегда приходил в школу с выполненными уроками. И никогда больше уже не получал двоек. Среднюю школу окончил круглым отличником, чем очень гордилась моя мама. Когда вспоминаю школьные годы, именно этот эпизод из той моей жизни первым приходит на память, и неизменно рождается неизбывное чувство благодарности первой учительнице за тот нравственный урок, который она преподала тогда. Урок, ставший своеобразной прививкой от двоек и недобросовестности в учебе и в жизни тоже … Те негативные эмоции и чувства, что впервые пережил тогда в классе, очень мне не понравились. Не понравилось и то, что мне пришлось хитрить и обманывать маму. Не знаю, справился бы я сам с тем грузом, что лег на мои детские плечи в те дни, но именно приход Марии Семёновны ко мне в дом, её неравнодушие, понимание моих переживаний и искреннее желание поддержать в трудную минуту, вселили веру и надежду в лучшее в себе и острое желание бороться со всеми своими недостатками. И это далеко не единственный урок, данный лично мне Марией Семёновной. Отношения с Санькой после того случая испортились. Долго не мог я простить ему тот его откровенный смех. А вскоре его родители уехали из нашего села на Северный Кавказ. Как сложилась его судьба, увы, не знаю. Впрочем, это уже совсем другая история. Олег Овчаренко